Я осознала, что начинаю ненавидеть самого близкого человека — собственного ребенка…
Мне было 22 года, когда мой муж, которого я очень любила, погиб в автокатастрофе. На руках у меня остались двое детей — двухлетняя дочка и месячный сын. Как мне после этого пришлось выживать — знает только Бог и моя бедная мама, которая забрала нас к себе и силой заставляла меня хоть что-то есть, чтобы кормить малыша.
Все 90-е годы в моей памяти остались как годы черной тоски и борьбы за выживание. И все же мне хотелось, чтобы мои дети жили не хуже других. Я жила так, как будто когда-нибудь мне придется отчитаться перед мужем за прожитую жизнь, за воспитание детей. Моя личная жизнь так и не сложилась. А родное государство ни разу не поинтересовалось, всегда ли мы сытые ложились спать.
Я с головой ушла в карьеру — хотелось не просто существовать, а жить на достойном уровне, поднять детей, доказать всем, что хоть я и одна, но в жалости не нуждаюсь. Все считали меня сильной женщиной, но… Было то, что особенно выбивало меня из колеи — отношения между сыном и дочкой. Не знаю, почему они даже рядом находиться в одной комнате не могли. Каждый по отдельности — золотой ребенок, а вместе — бесконечные ссоры. Я так хотела в доме мира, любви и доброты, а вместо этого получала бесконечные скандалы и попытки примирить сына и дочку.
Олеся часто болела бронхитами, потом это перешло в астму, аллергию. Ужасным ударом для меня стало известие, что у нее только одна рабочая почка… А Андрей с детства был неординарным мальчиком. Учителя отмечали у него хорошие способности, и, тем не менее, за годы учебы он успел поменять пять школ. Первый раз это случилось, когда учительница в первом классе отругала его за невыполненное задание. Мальчик пришел домой и объявил, что больше в эту школу не пойдет. И в дальнейшем мне пришлось переводить сына из школы в школу, чтобы он смог получить среднее образование. После 9 класса Андрей поступил в техникум, который через три месяца также благополучно бросил и опять вернулся в школу… Примерно тогда же началось увлечение всякими неформальными течениями, он стал делать пирсинг, красить волосы. А моя Олеся, чтобы сбежать подальше от скандалов, поступила в университет в другом городе и поселилась в общежитии.
Иногда у меня складывается впечатление, что мой сын — моральный вампир. Когда мы с ним вдвоем, порой мы даже вполне мирно уживаемся. Потому что я ему нужна, ведь я обеспечиваю ему комфортные условия. Он поступил в институт на «контрактное» отделение, причем я умоляла поступать на заочное, ведь я не смогу его обеспечивать все пять лет. Однако Андрей стал приходить домой пьяным, давая мне понять, что если я не заплачу деньги за первый курс, он скатится вниз… Пришлось влезть в долги, а моей маме в 61 год, с позвоночной грыжей, идти подрабатывать продавцом, дабы удовлетворять Андрюшины нужды.
Когда Олеся приезжает домой на каникулы, дома начинается ад. Я не знаю, что это — борьба за мое внимание или просто желание сделать больно. Дочка по мне очень скучает, да и я тоже, а сын делает все, чтобы отравить нам существование. Но он, же мой ребенок, и я его тоже люблю, и при этом понимаю, что он неправ, так нельзя! А он вообще стал переступать все границы, может сказать родной сестре: «Все равно ты скоро сдохнешь». — И это на моих глазах!
Недавно Олесе поставили диагноз «эпилепсия». Сколько раз я задавалась вопросом «за что?», знает только пропитанная слезами подушка. Когда я видела глаза моей девочки… «Мама, я не хочу жить… Мама, а у меня будут дети? Мама, я боюсь засыпать, а вдруг у меня опять будет во сне приступ…»
Вы пробовали улыбаться, когда на сердце открытая рана, а надо быть сильной, потому что есть слабый, который нуждается в тебе? Сколько раз мне хотелось поменяться местами с мужем…
Кризис ударил меня по полной программе. Я, специалист на руководящей должности, в один миг осталась без работы, без средств к существованию, с кредитами и двумя студентами на руках. И 40 лет за плечами, с которыми не так-то просто найти работу.
Сегодня была у сына на собрании в институте — узнала, что у него много пропусков и он первый кандидат на отчисление. Дома меня ждал шантаж: «Не могу ходить на занятия, мне нечего надеть». Сняла последние сбережения, но в магазине он заявил, что такого он носить не будет, нахамил и ушел гулять.
… Когда мне сообщили о гибели мужа, я с Андрюшей лежала в больнице. Он слабенький родился, недоношенный. Я сынишку оставила и ушла на похороны. То возле гроба сижу, то молоко сцеживаю. А потом меня предупредили, что сын, возможно, не выживет… И вот сейчас, через 18 лет, я вижу эту палату и себя в черном платке с ребенком на руках. Ночь, в отделении тишина, в голые черные окна бьются ветки деревьев. В голове нарастает звон, и где-то на самой высокой ноте — стоп. Это происходит не со мной. Этого не может быть. Это неправда, иначе я сойду с ума…
Комментарий
Среди ночи может показаться, что утро не наступит никогда. Что отныне и навеки будет темно и холодно. И все же приходит время, и солнце вновь поднимается над горизонтом, а с ним появляется надежда. Боль и отчаяние не могут длиться вечно. В жизни Елены уже случались годы черной тоски и борьбы за выживание. Опыта преодоления трудностей ей не занимать. Для более быстрого выхода из кризисной ситуации совершенно необходимо отказаться от поисков ответа на вопросы «Почему?» и «За что?». Толку от подобного занятия никакого, а вот вогнать себя в депрессию вполне реально. Далее нужно прекратить жить так, как будто «придется отчитываться перед мужем за прожитую жизнь, за воспитание детей». Елена никому и ничего не должна. Чем скорее она поймет это, тем быстрее выберется из крайне непростой ситуации. Все внимание нужно сосредоточить на поиске приемлемой работы. Сейчас это главное. После можно будет вернуться к проблеме «морального вампира» и разобраться с ней при помощи и поддержке специалиста.
источник http://jenskie-istorii.info/